Артуро Перес-Реверте "Солдат Владимиро"

Однажды я познакомился с героем. Он не отличался ни ростом, ни статью, у него не было наград, и о нем не писали на первых полосах газет и не рассказывали в теленовостях. Никто не превозносил его подвиг: ни политики, ни генералы, ни проходимцы, паразитирующие на чужих добродетелях, не произносили о нем речей. Его звали – надеюсь, и сейчас зовут – солдат Владимиро. Ему было двадцать и он был стрелком при пулемете калибра 12,70 боевой машины пехоты из состава испанских "голубых касок" в центральной Боснии. Солдат, как солдат: то есть ему не нравились ни война, ни военная служба. Он записался в миротворцы, потому что это давало возможность посмотреть мир. Потом он собирался вернуться на гражданку и изучать языки. Это делало его ценным кадром для начальства и сослуживцев: он немного говорил по-русски, а русский похож на боснийский – ну как испанский на португальский. Поэтому его и назначили стрелком в БМП полковника Моралеса, командующего Канарской группировкой.

Владимиро был из тех смышленых и шустрых ребят, что умеют промышлять, как никто другой: внезапно исчезнуть и, когда все уже думают, что он дезертировал, появиться с двумя курицами и огромной буханкой хлеба в руках для сослуживцев. Там, в долине Неретвы, Владимиро носил на руках детей, раздавал старикам табак, отдавал женщинам, плачущим на пепелищах своих домов, свой сухой паек. И я видел, как ночью, когда он стоял на посту, к нему подходили благодарные люди и угощали кто хлебом, кто чаем, а один раз даже принесли гамак, чтобы ему было удобнее нести службу часового.

Однажды ночью солдат Владимиро совершил геройский поступок, хотя, возможно, он и сам этого не заметил. Представьте себе картинку: темнота, выстрелы снайперов, трассирующие очереди среди темных остовов разрушенных зданий. Напряжение так и витает в воздухе и, как порой бывает на войне, те, кого миротворцы пришли выручать, вдруг превратились в противника. Полковник Моралес – командующий колонной – решает в одиночку пойти на командный пункт боснийцев, чтобы разрулить кризисную ситуацию. Это все равно, что сунуть голову в волчью пасть; в этой неразберихе, в окружении возбужденных и вооруженных мусульман, полковник по рации приказывает своему заму – майору – принять командование, если он не вернется. Владимиро вызывается сопровождать его, но Моралес приказывает оставаться в машине. Затем полковник уходит в темноту, сопровождаемый угрожающего вида боснийцами.

И тут солдат Владимиро начинает беспокойно ерзать и тревожно оглядывает нас, сидящих в полумраке БМП. В его глазах читается мысль, что каким бы хорошим или плохим ни был полковник, это не дело, что тот пошел один; видно, что солдату стыдно. Внезапно, будто приняв решение, он кивает. Затем нервно и поспешно засовывает в карманы две гранаты и хватает винтовку "Сетме".

– Нет, так не годится, – бурчит он себе под нос, пристегивая магазин. – Ну и ночка, черт бы ее побрал!

Его голос дрожит так же, как и его руки. И этими дрожащими руками он открывает люк, надевает каску, сжимает зубы, чтобы побороть страх и, выбравшись из машины, бросается бегом в темноту вслед за своим полковником.

Когда час спустя Моралес выходит из командного пункта боснийцев, то видит поджидающего его Владимиро: тот сидит в темноте у входа, с винтовкой в руках. Полковник – суровый коротышка с тяжелым нравом – устраивает ему нагоняй за неисполнение приказа. Затем направляется к колонне, а за ним, понурив голову бредет его стрелок.

– Владимиро, в следующий раз за невыполнение приказа получишь от меня так, что мало не покажется! – говорит полковник. Потом останавливается и все еще с недовольным видом достает пачку сигарет и предлагает Владимиро закурить. При этом едва заметно – только уголком рта – улыбается.

Вот как это было. Я не знаю, что еще хорошего или плохого сделал в своей жизни Владимиро. Но той ночью в центральной Боснии его полковник угостил его сигаретой, а я пообещал себе, что напишу о нем эту статью.

Сейчас Владимиро, наверное, уже вернулся в Испанию. И может быть, когда он приходит на дискотеку в своем городке – худой и с прыщами на лице – девушки, которым нравятся франтоватые красавчики и лихие танцоры в брюках в обтяжку, даже не замечают его.

Эх, да что они понимают! Правда, Владимиро?

XL Semanal, 31 октября 1993